Веки идут, и веки уходят; а пенье Гомера
 Всё раздается, и свеж, вечен Гомеров венец.
Долго думав, природа вдруг создала и, создавши,
 Молвила так: одного будет Гомера земле! 

 
Зачем, зачем вы разорвали
 Союз сердец?
Вам розно быть! вы им сказали,-
 Всему конец.
Что пользы в платье золотое
 Себя рядить?
Богатство на земле прямое
 Одно: любить.

Когда случится, жизни в цвете,
 Сказать душой
Ему: ты будь моя на свете;
 А ей: ты мой;
И вдруг придется для другого
 Любовь забыть -
Что жребия страшней такого?
 И льзя ли жить?

Алина матери призналась:
 «Мне мил Альсим;
Давно я втайне поменялась
 Душою с ним;
Давно люблю ему сказала;
 Дай счастье нам».
«Нет, дочь моя, за генерала
 Тебя отдам».

И в монастырь святой Ирины
 Отвозит дочь.
Тоска-печаль в душе Алины
 И день и ночь.
Три года длилося изгнанье;
 Не усладил
Ни разу друг ее страданье:
 Но все он мил.

Однажды... о! как свет коварен!..
 Сказала мать:
«Любовник твой неблагодарен»,
 И ей читать
Она дает письмо Альсима.
 Его черты:
Прости; другая мной любима;
 Свободна ты.

Готово все: жених приходит;
 Идут во храм;
Вокруг налоя их обводит
 Священник там.
Увы! Алина, что с тобою?
 Кто твой супруг?
Ты сердца не дала с рукою -
 В нем прежний друг.

Как смирный агнец на закланье,
 Вся убрана;
Вокруг веселье, ликованье -
 Она грустна.
Алмазы, платья, ожерелья
 Ей мать дарит:
Напрасно... прежнего веселья
 Не возвратит.

Но как же дни свои смиренно
 Ведет она!
Вся жизнь семье уединенной
 Посвящена.
Алины сердце покорилось
 Судьбе своей;
Супругу ж то, что сохранилось
 От сердца ей.

Но все по-прежнему печали
 Душа полна;
И что бы взоры ни встречали,-
 Все мысль одна.
Так, безутешная, томила
 Пять лет себя,
Все упрекая, что любила,
 И все любя.

Разлуки жизнь воспоминанье;
 Им полон свет;
Хотеть прогнать его - страданье,
 А пользы нет.
Всё поневоле улетаем
 К мечте своей;
Твердя: забудь! напоминаем
 Душе об ней.

Однажды, приуныв, Алина
 Сидела; вдруг
Купца к ней вводит армянина
 Ее супруг.
«Вот цепи, дорогие шали,
 Жемчуг, коралл;
Они лекарство от печали:
 Я так слыхал.

На что нам деньги? На веселье.
 Кому их жаль?
Купи, что хочешь: ожерелье,
 Цепочку, шаль
Или жемчуг у армянина;
 Вот кошелек;
Я скоро возвращусь, Алина;
 Прости, дружок».

Товары перед ней открывши,
 Купец молчит;
Алина, голову склонивши,
 Как не глядит.
Он, взор потупя, разбирает
 Жемчуг, алмаз;
Подносит молча; но вздыхает
 Он каждый раз.

Блистала красота младая
 В его чертах;
Но бледен; борода густая;
 Печаль в глазах.
Мила для взора живость цвета,
 Знак юных дней;
Но бледный цвет, тоски примета,
 Еще милей.

Она не видит, не внимает -
 Мысль далеко.
Но часто, часто он вздыхает
 И глубоко.
Что (мыслит) он такой унылый?
 Чем огорчен?
Ах! если потерял, что мило,
 Как жалок он!

«Скажи, что сделалось с тобою?
 О чем печаль?
Не от любви ль?.. Ах! Всей душою
 Тебя мне жаль».
«Что пользы! Горя нам словами
 Не утолить;
И невозвратного слезами
 Не возвратить.

Одно сокровище бесценно
 Я в мире знал;
Подобного творец вселенной
 Не создавал.
И я одно имел в предмете;
 Им обладать.
За то бы рад был все на свете -
 И жизнь отдать.

Как было сладко любоваться
 Им в день сто раз!
И в мыслях я не мог расстаться
 С ним ни на час.
Но року вздумалось лихому
 Мне повредить
И счастие мое другому
 С ним подарить.

Всех в жизни радостей лишенный,
 С моей тоской
Я побежал, как осужденный,
 На край земной:
Но ах! от сердца то, что мило,
 Кто оторвет?
Что раз оно здесь полюбило,
 С тем и умрет».

«Скажи же, что твоя утрата?
 Златой бокал?»
«О нет: оно милее злата».
 «Рубин, коралл?»
«Не тяжко потерять их».- «Что же?
 Царев алмаз?»
«Нет, нет, алмазов всех дороже
 Оно сто раз.

С тех пор, как я все то, что льстило,
 В нем погубил,
Я сам на память образ милый
 Изобразил.
И на черты его прелестны
 Смотрю в слезах:
Мои все блага поднебесны
 В его чертах».

Алина слушала уныло
 Его рассказ.
«Могу ль на этот образ милый
 Взглянуть хоть раз?»
Алине молча, как убитый,
 Он подает
Парчою досканец обвитый,
 Сам слезы льет.

Алина робкою рукою
 Парчу сняла;
Дощечка с надписью златою;
 Она прочла:
Здесь все, что я, осиротелый,
 Моим зову;
Что мне от счастья уцелело;
 Все, чем живу.

Дощечку с трепетом раскрыла -
 И что же там?
Что новое судьба явила
 Ее очам?
Дрожит, дыханье прекратилось...
 Какой предмет!
И в ком бы сердце не смутилось?..
 Ее портрет.

«Алина, пробудись, друг милый;
 С тобою я.
Ничто души не изменило;
 Она твоя.
В последний раз: люблю Алину,
 Пришел сказать;
Тебя покинув, жизнь покину,
 Чтоб не страдать».

Алина с горем и тоскою
 Ему в ответ:
«Альсим, я верной быть женою
 Дала обет.
Хоть долг и тяжкий и постылый:
 Все покорись;
А ты - не умирай, друг милый;
 Но... удались».

Алине руку на прощанье
 Он подает:
Она берет ее в молчанье
 И к сердцу жмет.
Вдруг входит муж; как в исступленье
 Он задрожал
И им во грудь в одно мгновенье
 Вонзил кинжал.

Альсима нет; Алина дышит.
 «Невинна я
(Так говорит), всевышний слышит
 Нас судия.
За что ж рука твоя пронзила
 Алине грудь?
Но бог с тобой; я все простила;
 Ты все забудь».

Убийца с той поры томится
 И ночь и день:
Повсюду вслед за ним влачится
 Алины тень;
Обагрена кровавым током
 Вся грудь ея;
И говорит ему с упреком:
 «Невинна я». 

 
Младый Рогер свой острый меч берет:
За веру, честь и родину сразиться!
Готов он в бой... но к милой он идет:
В последний раз с прекрасною проститься.
 "Не плачь: над нами щит творца;
 Еще нас небо не забыло;
 Я буду верен до конца
 Свободе, мужеству и милой".

Сказал, свой шлем надвинул, поскакал;
Дружина с ним; кипят сердца их боем;
И скоро строй неустрашимых стал
Перед врагов необозримым строем.
 "Сей вид не страшен для бойца;
 И смерть ли небо мне судило -
 Останусь верен до конца
 Свободе, мужеству и милой".

И, на врага взор мести бросив, он
Влетел в ряды, как пламень-истребитель;
И вспыхнул бой, и враг уж истреблен;
Но... победив, сражен и победитель.
 Он почесть бранного венца
 Приял с безвременной могилой,
 И был он верен до конца
 Свободе, мужеству и милой.

Но где же ты, певец великих дел?
Иль песнь твоя твоей судьбою стала?..
Его уж нет; он в край тот улетел,
Куда давно мечта его летала.
 Он пал в бою - и глас певца
 Бессмертно дело освятило;
 И он был верен до конца
 Свободе, мужеству и милой. 

 
 Элегия

Ручей, виющийся по светлому песку,
Как тихая твоя гармония приятна!
С каким сверканием катишься ты в реку!
 Приди, о Муза благодатна,

В венке из юных роз с цевницею златой;
Склонись задумчиво на пенистые воды
И, звуки оживив, туманный вечер пой
 На лоне дремлющей природы.

Как солнца за горой пленителен закат,-
Когда поля в тени, а рощи отдаленны
И в зеркале воды колеблющийся град
 Багряным блеском озаренны;

Когда с холмов златых стада бегут к реке
И рева гул гремит звучнее над водами;
И, сети склав, рыбак на легком челноке
 Плывет у брега меж кустами;

Когда пловцы шумят, окликаясь по стругам,
И веслами струи согласно рассекают;
И, плуги обратив, по глыбистым браздам
 С полей оратаи съезжают...

Уж вечер... облаков померкнули края,
Последний луч зари на башнях умирает;
Последняя в реке блестящая струя
 С потухшим небом угасает.

Все тихо: рощи спят; в окрестности покой;
Простершись на траве под ивой наклоненной,
Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,
 Поток, кустами осененный.

Как слит с прохладою растений фимиам!
Как сладко в тишине у брега струй плесканье!
Как тихо веянье зефира по водам
 И гибкой ивы трепетанье!

Чуть слышно над ручьем колышется тростник;
Глас петела вдали уснувши будит селы;
В траве коростеля я слышу дикий крик,
 В лесу стенанье филомелы...

Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?
Восточных облаков хребты воспламенились;
Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;
 В реке дубравы отразились.

Луны ущербный лик встает из-за холмов...
О тихое небес задумчивых светило,
Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!
 Как бледно брег ты озлатило!

Сижу задумавшись; в душе моей мечты;
К протекшим временам лечу воспоминаньем...
О дней моих весна, как быстро скрылась ты
 С твоим блаженством и страданьем!

Где вы, мои друзья, вы, спутники мои?
Ужели никогда не зреть соединенья?
Ужель иссякнули всех радостей струи?
 О вы, погибши наслажденья!

О братья! о друзья! где наш священный круг?
Где песни пламенны и музам и свободе?
Где Вакховы пиры при шуме зимних вьюг?
 Где клятвы, данные природе,

Хранить с огнем души нетленность братских уз?
И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,
Лишенный спутников, влача сомнений груз,
 Разочарованный душою,

Тащиться осужден до бездны гробовой?..
Один - минутный цвет - почил, и непробудно,
И гроб безвременный любовь кропит слезой.
 Другой... о небо правосудно!..

А мы... ужель дерзнем друг другу чужды быть?
Ужель красавиц взор, иль почестей исканье,
Иль суетная честь приятным в свете слыть
 Загладят в сердце вспоминанье

О радостях души, о счастье юных дней,
И дружбе, и любви, и музам посвященных?
Нет, нет! пусть всяк идет вослед судьбе своей,
 Но в сердце любит незабвенных...

Мне рок судил: брести неведомой стезей,
Быть другом мирных сел, любить красы природы,
Дышать под сумраком дубравной тишиной
 И, взор склонив на пенны воды,

Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.
О песни, чистый плод невинности сердечной!
Блажен, кому дано цевницей оживлять
 Часы сей жизни скоротечной!

Кто, в тихий утра час, когда туманный дым
Ложится по полям и холмы облачает
И солнце, восходя, по рощам голубым
 Спокойно блеск свой разливает,

Спешит, восторженный, оставя сельский кров,
В дубраве упредить пернатых пробужденье
И, лиру соглася с свирелью пастухов,
 Поет светила возрожденье!

Так, петь есть мой удел... но долго ль?.. Как узнать?..
Ах! скоро, может быть, с Минваною унылой
Придет сюда Альпин в час вечера мечтать
 Над тихой юноши могилой! 
 

Май-июль 1806

Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т.
Москва: Детская литература, 1996.

 
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
	Не говори с тоской: их нет;
	Но с благодарностию: были. 

 
Перед дружиной на коне
 Гаральд, боец седой,
При свете полныя луны
 Въезжает в лес густой.

Отбиты вражьи знамена
 И веют и шумят,
И гулом песней боевых
 Кругом холмы гудят.

Но что порхает по кустам?
 Что зыблется в листах?
Что налетает с вышины
 И плещется в волнах?

Что так ласкает, так манит?
 Что нежною рукой
Снимает меч, с коня влечет
 И тянет за собой?

То феи... в легкий хоровод
 Слетелись при луне.
Спасенья нет; уж все бойцы
 В волшебной стороне.

Лишь он, бесстрашный вождь Гаральд,
 Один не побежден:
В нетленный с ног до головы
 Булат закован он.

Пропали спутники его;
 Там брошен меч, там щит,
Там ржет осиротелый конь
 И дико в лес бежит.

И едет сумрачно-уныл
 Гаральд, боец седой,
При свете полныя луны
 Один сквозь лес густой.

Но вот шумит, журчит ручей —
 Гаральд с коня спрыгнул,
И снял он шлем и влаги им
 Студеной зачерпнул.

Но только жажду утолил,
 Вдруг обессилел он;
На камень сел, поник главой
 И погрузился в сон.

И веки на утесе том,
 Главу склоня, он спит:
Седые кудри, борода;
 У ног копье и щит.

Когда ж гроза и молний блеск
 И лес ревет густой —
Сквозь сон хватается за меч
 Гаральд, боец седой. 

 
 1
 
 На лоне облаков румяных
Явилась скромная заря;
Пред нею резвые зефиры,
А позади блестящий Феб,
Одетый в пышну багряницу,
Летит по синеве небес -
Природу снова оживляет
И щедро теплоту лиет.
 
 2
 
 Явилось зрелище прекрасно
Моим блуждающим очам:
Среди красот неизъяснимых
Мой взор не зрит себе границ,
Мою всё душу восхищает,
В нее восторга чувства льет,
Вдыхает ей благоговенье -
И я блажу светил Творца.

 3

 Но тамо - что пред взор явилось?
Какие солнца там горят?
То славы храм чело вздымает -
Вокруг его венец лучей.
Утес, висящий над валами
Морских бесчисленных пучин,
Веков теченьем поседевший,
Его подъемлет на хребте.

 4

 Дерзну ль рукой покров священный,
Молвы богиня, твой поднять?
Дерзну ль святилище проникнуть,
Где лавр с оливою цветет?-
К тебе все смертные стремятся
Путями крови и добра;
Но редко, редко достигают
Под сень престола твоего!
 
 5
 
 Завеса вскрылась - созерцаю:
Се, вижу, сердцу милый Тит,
Се Антонины, Адрианы;
Но Александров - нет нигде.
Главы их лавр не осеняет,
В кровавой пене он погряз,
Он бременем веков подавлен -
Но цвел ли в мире он когда?

 6
 
 О Александр, тщеславный, буйный,
Стремился иго наложить
И тяжки узы ты вселенной!
Твой меч был грозен, как перун;
Твой шаг был шагом исполина;
Твоя мысль - молний скорых бег;
Пределов гордость не имела;
Но цель - была лишь только дым!

 7

 К чему мечтою ты прельщался?
Какой ты славе вслед бежал?
Где замысл твой имел пределы?
Где пункт конца желаньям был?
Алкал ты славы - и в безумстве
Себя ты богом чтить дерзал;
Хотел ты бранями быть громок -
Но звук оставил лишь пустой.

 8
 
 Героя званием священным
Хотел себя украсить ты;
Ах, что герой, когда лишь кровью
Его написаны дела?
Когда лишь звуками сражений
Он в краткий век свой знатен был?
Когда лишь мужеством и силой
Он путь свой к славе отверзал?

 9

 Но что герой? Неужто бранью
Единой будет славен он?
Неужто, кровию омытый,
Его венец пребудет свеж?
Ах, нет! засохнет и поблекнет,
И обелиск его падет;
Он порастет мхом и травою,
И с ним вся память пропадет.

 10
 
 Герои света, вы дерзали
Себе сей титул присвоять;
Но кто, какое сердце скажет,
Что вы достойны были впрямь
Сего названия почтенна?
Никто - ползуща токмо лесть,
Виясь у ног, вас прославляет!
Но что неискрення хвала?..

 11

 Героем тот лишь назовется,
Кто добродетель красну чтит,
Кто лишь из должности биется,
Не жаждет кровь реками лить;
Кто побеждает - победивши,
Врага лобзает своего
И руку дружбы простирает
К нему, во знак союза с ним.

 12

 Кто сирым нежный покровитель;
Кто слез поток спешит отерть
Благодеяния струями;
Кто ближних любит, как себя;
Кто благ в деяньях, непорочен,
Кого и враг во злобе чтит -
Единым словом: кто душою
Так чист и светл, как божество.

 13

 Венцов оливных тот достоин,
И лавр его всегда цветет;
Тот храма славы лишь достигнет,
В потомстве вечно будет жить,-
И человечество воздвигнет
Ему сердечный мавзолей,
И слезы жаркие польются
К нему на милый сердцу прах...

 14

 Я в куще тихой, безмятежной
Героем также быть могу:
Мое тут поле брани будет
Несчастных сонм, гоним судьбой;
И меч мой острый, меч огнистый
Благодеянья будет луч;
Он потечет - и побеждает
Сердца и души всех людей.

 15

 Мой обелиск тогда нетленный
Косою время не сразит;
Мой славы храм не сокрушится:
Он будет иссечен в сердцах;
Меня мечтанья не коснутся,
Я теням вслед не побегу,
И солнце дней моих затмится,
Зарю оставя по себе. 

 
Над страшною бездной дорога бежит,
 Меж жизнью и смертию мчится;
Толпа великанов ее сторожит;
 Погибель над нею гнездится.
Страшись пробужденья лавины ужасной:
В молчаньи пройди по дороге опасной.

Там мост через бездну отважной дугой
 С скалы на скалу перегнулся;
Не смертною был он поставлен рукой —
 Кто смертный к нему бы коснулся?
Поток под него разъяренный бежит;
Сразить его рвется и ввек не сразит.

Там, грозно раздавшись, стоят ворота:
 Мнишь: область теней пред тобою;
Пройди их — долина, долин красота,
 Там осень играет с весною.
Приют сокровенный! желанный предел!
Туда бы от жизни ушел, улетел.

Четыре потока оттуда шумят —
 Не зрели их выхода очи.
Стремятся они на восток, на закат,
 Стремятся к полудню, к полночи;
Рождаются вместе; родясь, расстаются;
Бегут без возврата и ввек не сольются.

Там в блеске небес два утеса стоят,
 Превыше всего, что земное;
Кругом облака золотые кипят,
 Эфира семейство младое;
Ведут хороводы в стране голубой;
Там не был, не будет свидетель земной.

Царица сидит высоко и светло
 На вечно незыблемом троне;
Чудесной красой обвивает чело
 И блещет в алмазной короне;
Напрасно там солнцу сиять и гореть:
Ее золотит, но не может согреть. 

 
 Скатившись с горной высоты,
Лежал на прахе дуб, перунами разбитый;
А с ним и гибкий плющ, кругом его обвитый.
О Дружба, это ты! 

 
  (Романс)

Над прозрачными водами
	Сидя, рвал услад венок;
И шумящими волнами
	Уносил цветы поток.
"Так бегут лета младые
	Невозвратною струей;
Так все радости земные -
	Цвет увядший полевой.

Ах! безвременной тоскою
	Умерщвлен мой милый цвет.
Все воскреснуло с весною;
	Обновился божий свет;
Я смотрю - и холм веселый
	И поля омрачены;
Для души осиротелой
	Нет цветущия весны.

Что в природе, озаренной
	Красотою майских дней?
Есть одна во всей вселенной -
	К ней душа, и мысль об ней;
К ней стремлю, забывшись, руки -
	Милый призрак прочь летит.
Кто ж мои услышит муки,
	Жажду сердца утолит?"